Двадцать четыре часа на судне. И каждый час может обернуться пронзительной трелью общесудовой тревоги. Иногда учебной, большей частью настоящей. А какими деньгами можно компенсировать разлуку с женою и детьми?
И вот ведь что противоестественно: разлука эта входит в плоть и кровь, становится даже не привычкой — потребностью!
Поговорите с любым моряком, и он расскажет, как после трех-четырех месяцев отпуска начинает с неотвратимой силой тянуть на судно, как раздражает любая мелочь берегового бытия!..
Без особых волнений мы прошли Белое море и продвигались вдоль берегов Мурмана, когда нас настиг циклон. Впрочем, его продвижение обнаружилось раньше. Три раза в сутки радиостанция неведомого мне Оффенбаха-на-Майне выдает сводку погоды. Согласно ей циклон смещается навстречу груженому «под завязку» лесовозу.
В восемь вечера радио Мурманска передало: «Всем, всем! .Штормовое предупреждение... Усиление ветра до 20, порывами до 26 метров в секунду...»
Море меняло окраску: из синего стало зеленым, потом начало чернеть. Теплоход то и дело менял курс, чтобы не «подставиться» докатывающимся с севера валам. Он без особых усилий поднимался на очередную зыбкую гору и скатывался по ее темно-зеленому склону к шипящему подножию.
Вроде даже и не качало. «Ай да старик!» — подумал я уважительно о лесовозе. Но уже в 12 часов явственный треск стал различим в привычном дребезге корпуса и шуме машин. Скрипел караван! Я увидел, как едва уловимый холодок тревоги пробежал по лицам обедающих командиров. И вдруг стул подо мною пополз в сторону. Таранный удар сотряс судно. Капитан и старпом Лобжанидзе выскочили из-за стола и побежали в рубку. Я следом за ними.
Море бушевало. Вахтенный матрос Игорь Филатов, широко расставив ноги, вцепился руками в штурвал; обросшее курчавой бородой лицо было необычно напряжено. Ветер бил наотмашь в левую скулу, судно накренилось и через шпигаты правого борта низвергались клокочущие водопады.
В рубку вошли высокий узколицый боцман Нифон Иванов и его «правая рука», крепыш Василий Дитятев. Поверх фуфаек на них были надеты оранжевые спасательные жилеты, у боцмана в руке изогнутый на конце железный пруток — свайка.
— Поосторожнее, привяжитесь. А то как бы не сдуло, — напутствовал капитан.
Боцман кивнул и отворил дверь рубки. Теперь судно ощутимо качало. Нифон и Василий шли по каравану, направляясь в нос. Вровень с ними, справа и слева, выгибали чудовищные спины прошитые белыми нитями волны.
Я что есть силы нажал на дверь и выдавил себя из рубки. Ветер залепил горло, в какое-то мгновение стало нечем дышать. Прислонился к обвесу, ограждению рубки, но и это не спасало. Разогнанный до бешеной скорости воздух тер лицо, как наждаком!
А Нифон тем временем наклонился над талрепом, поддел и стал обтягивать найтов. Дитятев помогал ему. Обтянули, перешли к следующему...
Потом их не стало видно. Провалились между пакетами?! Я вошел в рубку. Капитан Дементьев, не сводя глаз с каравана, прикуривал от одной сигареты другую.
Сколько прошло минут — десять, двадцать — я не заметил. Боцман и плотник вошли в рубку, и мокрые следы отпечатались на линолеуме.
— Крепко дует, — сказал Нифон.
Малость передохнув, он двинулся на корму. На этот раз с ним пошел Филатов. На руле его подменил капитан. 28 октября, когда мы были на траверзе мыса Буторина, поступило новое штормовое предупреждение: между восемнадцатью и двадцатью часами ожидается усиление ветра, ураган, всем судам немедленно укрыться в гавани.
В 17 часов 10 минут, на вахте старпома, ветер достиг 28,5 метра в секунду!
— Море десять и волны десять, — подвел итог второй штурман, черноусый красавец Саша Кузнецов.
Море стучало в ходовую рубку «Колымалеса»!
Мы находились неподалеку от Териберки, рыбацкого поселка на Кольском полуострове. Там, в достаточно широкой бухте, можно было отстояться. Но в Териберке уже пережидали шторм около десятка рыбацких судов, туда спешили идущие неподалеку от нас «Профессор Куренцов» и «Комилес». К тому же,стоило ветру завернуть, и бухта уже не спасала... Регистрируйся по ссылке и играй в лучшее онлайн-казино.